Ларе-и-т`аэ - Элеонора Раткевич

– Пойдем не через парк, – предупредил Лерметт, – а через главный вход. Так будет ближе.

Можно через главный вход, отчего бы и нет? Да через любой – лишь бы с лица Лерметта исчезло это непривычное, чужое выражение. И неважно, что для этого придется делать – молоко пить или на голове ходить… через главный вход, разумеется.

Предрассветный Найлисс встретил их туманом. До сих пор Эннеари за свою жизнь туманов повидал немало – и в горах, и над рекой, и вдоль луга, и на лесной опушке. Он полагал, что знает о тумане все… а оказалось – ничего. Само его вещество в Найлиссе было какимто другим. Его розоватосерые стены ритмично и стройно вздымались колоннами, прочерчивались карнизами, нависали балконами и смыкались нежными арками. В каждую из улиц Найлисса словно бы вдвинулась еще одна, сложенная из тумана, похожая и непохожая на ту, что из камня… полно, да ты и скажешь ли, положа руку на сердце, которая из этих молчаливых улиц каменная, а которая – нет? Даже собственных шагов не слыхать… тихие улицы безмолвно переговариваются друг с другом, дома доверительно беседуют между собой на языке очень странного, ни на что не похожего молчания… и не только между собой, они и с Эннеари говорят, наперерыв стараясь поведать чтото заезжему эльфу – вот только он их языка не знает… что нужно от него этим каменным и туманным громадам? Чего они хотят – зовут или предостерегают? В любом случае они не лгут, ведь они все такие степенные, добротные – и те, что из камня, и те, другие… открой любую дверь, хоть бы и призрачную, и ты войдешь, и обнаружишь за порогом мирно спящую жизнь… вот только куда ты выйдешь потом, пожелав покинуть воздвигнутые туманом стены? На какую мостовую ступит твоя нога, вновь перешагнув порог? Куда заведет тебя этот тихий, еле слышный, почти призрачный звон?

Эннеари моргнул. Нет, это не наваждение. Туман и в самом деле звенел – елееле слышно, потом все громче, все настойчивей. Он пел, и пению его вторило приглушенное постукивание, словно все спящие поблизости принялись в своих постелях щелкать пальцами под одеялом. А потом из серой пелены застенчиво и мудро высунулась такая же серая морда ослика, и над туманом пронесся высокий чистый голос: «Молокоооо!»

Туман остался, но морок схлынул. Десятки таких же высоких голосов тут же откликнулись: «Молокоооо!.. Молоко, сметана, сливки!.. Молоко, молоко, молоко!» – и этот призыв катился все дальше и дальше по улицам Найлисса, подхваченный все новыми голосами. Окна распахивались одно за другим, отворялись ставни, заспанные девушки и зевающие старухи окликали задравших головы детей с кувшинами и кувшинчиками, бойко перебирали копытами ослики, и туман отзывался блаженным выдохом: «Молокооо…»

– Кому молока? – солидным взрослым голосом спросил парнишка ростом от силы до пояса Эннеари, отделяясь от тумана.

– Всем, – ответил Лерметт, принимая из рук мальчишки маленький обливной кувшинчик, до краев полный молока. Туман ли смягчил резкие складки на лице короля – или они и вправду разгладились хоть немного?

Эннеари выглотал свой кувшинчик в пять исполинских глотков, едва не захлебнувшись, и потянулся к поясу.

– За счет короля, – ухмыльнулся Лерметт, кидая мальчишке золотой. Глаза паренька округлились, словно брошенная ему монета, но визжать, радуясь негаданной удаче, и молотить пятками воздух он всетаки не стал.

– Никогда в жизни… – прошептала Илери тающим, как туман, голосом, но что именно «никогда», так и не сказала.

Лоайре, запрокинув голову, с лихостью заправского выпивохи подхватывал последние капли молока, вытекающие из кувшинчика.

– А почему кругом одни дети? – полюбопытствовал Лэккеан.

Мальчишка презрительно фыркнул: мол, кто это тут, спрашивается, дети?

– Взрослым недосуг каждый день мотаться в Найлисс из придорожных сел и городков с молоком, – вместо него ответил Лерметт. – Да и подросткам постарше свое заделье найдется. А детям отчего не сходить с осликами? Семье подмога… опять же взрослое дело, не баловство. Их никто не обидит и не обманет.

Мальчишка уважительно кивнул и поковырял ногой мостовую – но та оказалась крепкой и не проковыривалась.

– Я первый год в Найлисс хожу, – обстоятельно поведал он, – а кто дольше ходит, у них уже и свои дома есть, сговоренные. Они прямо туда молоко и везут.

– В Найлиссе это время называется «молочный час», – вновь усмехнулся Лерметт, глядя, с каким наслаждением обвитые прядями тумана эльфы лакомятся молоком. – Есть и еще один, вечерний, но я был уверен, что утренний вам понравится больше.

– Мне тоже. – Огромная рука вложила монету в ладошку мальчика и подхватила кувшинчик едва ли не прежде, чем он наполнился.

– Сейгден! – ахнул Эннеари при виде суланца.

Лерметт, напротив, если и был удивлен, то не слишком.

– Не спится? – поинтересовался он таким тоном, словно заранее знал ответ.

– Тыто сегодня спал ли после вчерашнего? – хмыкнул Сейгден, возвращая мальчишке опустевший кувшинчик. Тот с достоинством взял кувшинчик, испытующе окинул взглядом щедрых утренних прохожих – а вот не захочется ли им еще молока? – потом, приняв решение, хлопнул ослика по серому боку так, что колокольчики его ответно тенькнули, взял длинноухого под уздцы и удалился, не забывая задирать голову и покрикивать: «Молоко, сметана, сливки! Молокоо!»

Лерметт вздохнул и опустил голову.

– Какое там… – задумчиво произнес он. – И ведь это только начало. Дальше легче не станет.

– Но почему? – удивился Эннеари. – Дело ведь у тебя очевидное.

Оба короля негромко и невесело рассмеялись.

– Это для тебя оно очевидное, – пояснил Лерметт.

– А даже если и так, – криво усмехнулся Сейгден, – своя выгода в нем не очевидна почти ни для кого – а это опасно.

– И состав совета не совсем тот, которого я ожидал, – молвил Лерметт.

– Ты ждал, что Аженк приедет сам? – ехидно удивился Сейгден.

– Пожалуй, нет, – признал Лерметт. – Но Эттрейг и Шеррин – это неожиданность.

– Как сказать, – возразил Сейгден. – Их я, пожалуй, что и ждал… а вот чего ждать от них…

Эннеари растерянно переводил взгляд с одного короля на другого.

– Три королевства отделались от приглашения на свой лад, – сжалился над ним Лерметт. – Аффраль, Эттарм и Адейна. Сейгден прав, от Аффрали этого и следовало ожидать. Аженк – склочник и напыщенный дурак – но при этом очень даже себе на уме… которого у него нет. Пожалуй, даже хорошо, что он не приехал. Все ему мерещится, что интересы Аффрали ущемляются. С него бы сталось спеться с Иргитером. Двоих таких злобных упрямцев нипочем не переговоришь.